Счастливчики! Все трое живые, а маина невредима...

     Открывают дверцы авто, которую притянули на буксире. Водитель сидит за рулем. Руки лежат на "баранке", а сам он неподвижен - головы нет, на месте только нижняя челюсть ... Притянули машину с зениткой. Стрелки оба погибли. Автомобиль похож на решето, пушка сгорела... Кабина пробита насквозь, ни одного уцелевшего стекла, но середина не повреждена. Все трое живые... Обгоревшее колесо, совсем изувеченная машина, вся в дырках от осколков, но едет своим ходом - погибли оба, один из них - Иван. Пуля попала ему в грудь...  Почти в каждом автомобиле кто-то ранен, искалечен или убит...

     Ужас, боль, страх, - эти чувства переполняли мою душу. Неужели это происходит со мной? Неужели я пережил этот ад? Судьба, счастливая звезда или случайность? Второй раз мне так "сказочно" везло. Смерть совсем близко прошла рядом и не забрала. Сколько потерь "шурави" и горя матерям принес этот день. О подобном разгроме колонны никогда не слышал, а тем более - не видел. Зато теперь, почему-то, имел уверенность в том, что выживу и вернусь домой.

  Мои часы не выдержали напряжения и остановились еще в начале боя. Они показывали тринадцать тридцать...

            *** Этот день стал кульминационным в службе, наивысшим напряжением физических и моральных сил. Больше в такое трудное положение я не попаду, и хотя, потом еще не один раз представится возможность быть убитым, эти случаи будут выглядеть "пустяковыми", по сравнению с двумя часами 18 июля.

   18 июля, вечер. Возвращение к жизни.

            Возвращаясь назад, остановился возле домика, где толпились водители и офицеры из состава колоны. Около их ног, покрытые белыми простынями, находились два трупа наших бойцов. В первом сразу узнал Ивана: он лежал на спине со склоненной набок головой; раздетое до пояса тело покрывала корка запекшейся черной крови, а в области сердца находилась небольшое отверстие от автоматной пули; руки парня были подняты вверх и согнуты в локтях; возможно, в последний момент жизни, он ими держал автомат. Лицо смерти ужасно, но сегодня уже столько ее насмотрелся, что реакция притупилась и, если бы не знал убитого лично, то, возможно, и не обратил бы на убитых особого внимания (как на второго погибшего - одного из водителей колонны).

       Кабину автомобиля мыли долго и тщательно. За время прошедшее после трагедии, все присохло и поддавалось с трудом. Работа вызывала душевные муки и боль утраты. К тому же разболелась голова, хотелось только одного - поскорее забыться, выключиться из реальности. Очень кстати пригодилось бы спиртное. Но где его взять?

       Часов в пять вечера оставшихся в строю бойцов построили. Командир водителей, вместе с нашим зампотехом, проверяли личный состав. Перед строем кучей лежали около двух десятков автоматов тех парней, кому они уже были не нужны. Количество "ничейного" оружия поразило. Некоторые автоматы были в крови или имели повреждения. Офицер подвел итоги обстрела (расстрела): потери колонны вместе с нашей группой составляли девятнадцать человек. Из них - семь убитых, большинство остальных - тяжелораненые. Это почти каждый третий из тех, кто был утром на построении в бригаде. Старший лейтенант благодарил личный состав за мужество, сожалел о том что случилось и разделил с бойцами их боль и переживания. Но мы не слушали его. В головах крутилась только одна мысль, один вопрос мучил всех без исключения, - кто из командиров разрешил отправить через опасный участок колонну без сопровождения, кто отправил нас смерть. Ребята требовали от офицеров найти виновников случившегося и добиться для них наказания. Конечно, основная моральная тяжесть за расстрел колоны лежала на командире колоны. В армии ведь как, если ты командир, значит отвечаешь за все, и всегда, сначала накажут, а потом разберутся. Понятно, что никто в здравом уме не полезет под пули, поэтому командир колонны, который сам рисковал больше всех не мог взять на себя ответственность за движение автомобилей зная о засаде.

   Из воспоминаний Сайгакова В.А.

"Разобравшись со своими бойцами я пошел в штаб десантного батальона, разобраться с ситуацией. Танкистов от меня спрятали, почему не было помощи, никто якобы не знал! Одним словом, валяли дурака, укрываясь от ответственности. Хотя такой дым был от горевших Камазов, что не заметить его было невозможно.

Пришел в колонну. Настроение дрянное, жить не хочется. Нашлась водка, Гриша Сярдин, был в отпуске и привез 5 литровую бутылку, по тем временам вещь не виданная. Месяц она каталась в колонне, "дембеля" немного отпили, а остальное отдали мне. Увы ни водка, ни брага, которую сунули мне в ДШБ в глотку не лезла. Этот рейс на Кандагар вообще не был запланирован. Накануне пришла молодежь, готовились в рейс в "Союз", а тут пришел приказ ехать на Кандагар. Кого могли из "дембелей" (весенников) оставили, просто повезло, что они остались живы. Да и офицеры, все кроме меня, были заменщиками, опыта проводки колонн в здешних условиях не было. В пустыне, когда в Кандагар шли, были подрывы, но все более или мене нормально обошлось. Никто не погиб, у раненых - только гипс! Два дня в госпитале в Кандагаре полежали пока мы разгружались, а потом сбежали в колонну. В том бою погибли: Витя Шевченко, Саша Полуношный, Дима Есенков и Женя Балашенко. У Жени только, только дочь родилась. Он приехал из отпуска и вечером, перед отправкой колонны уговорил меня его взять! Вот так я его взял!"

            Ужинали, молча при свете костра. Я остался вместе с Володей и другими водителями. Настроение у всех подавленное. Лишь изредка возникали короткие перепалки по поводу необходимости мести за погибших и показательного суда над виновниками. Водители вспоминали погибших друзей, предыдущие поездки. Подходили ребята из колонны КАМАЗов-наливников, что счастливо уцелела от уничтожения. Конечно, они имели все основания радоваться в связи с задержкой здесь (не трудно представить, чтобы произошло бы с этой колонной, если бы она попала под такой обстрел), чего не скажешь о нас.

      Страницы дневника... 18 июля. День первый.

           Вася, Иван, Саня - все трое ребят сегодня погибли. Невозможно понять, что их уже нет, что никогда с ними не встречусь. Невозможно привыкнуть к смерти друзей... Сегодня удача улыбнулась мне, а завтра?!!

             Утро принесло новую потерю для моей группы. Место отстоя колонн граничило с огородами и виноградниками афганцев, и местные дехкане часто заходили в расположение "шурави" направляясь к реке за водой. К ним привыкли, потому не обращали повышенного внимания, тем более что с населением десантники жилы в относительной дружбе и взаимопонимании. За тем, к пожилому худощавому мужичку, что проходил мимо машин колонны никто не присматривался. Но дальше случилось непредвиденное.

             Ранение Андрея Андреева (водителя из моего взвода) оказалось не тяжелым, но из строя он выбыл. Убитый лежал еще несколько часов, пока его не забрали дехкане. Ходили слухи, что афганец потерял кого-то из родных во вчерашнем бое (по данным разведки душманов и их приближенных мы настреляли около двух десятков) и пришел отомстить. Вчерашняя беззащитность колонны вышла и "духам" боком. Они, потеряв осторожность, становились легкими жертвами наших пуль. Правда, ребята говорили, что большинство душманов находились в наркотическом угаре, а отсюда, по-видимому, пренебрежение собственной жизнью.

            Не успели утихнуть разговоры, вызванные этим событием, как в расположение пожаловали высокие офицерские чины: на вертолете прибыла группа полковников и, даже, один генерал из штаба армии. Они, вместе с нашими офицерами, обходили поврежденные машины колонны, интересовались вчерашним боем. Визит такой представительской делегации, должен был, наверное, закончиться печально для командования батальона, а возможно и колонны.

   Из воспоминаний Сайгакова В.А.

"Установление виновников трагедии происходило "по горячим следам" в штабе батальона. Естественно, мне светил трибунал, если бы я принял решение самостоятельно уйти с Кишкинохуда. Проинструктировали и дали добро нам на выход на ДП, на заставе Кишкинахуд, а потом эти офицеры отказались от своих действий. Специально посылали вертолет на заставу за журналом. От трибунала меня спасло присутствие на инструктаже зампотеха 3 батальона "Петровича", да и журнал выхода колонн нашелся, правда с вырванными страницами. Только по отпечатку шариковой ручки на чистой странице установили истину. Ну, и офицеры заставы, уличенные фактами, признались в проведенном инструктаже перед поездкой.

Когда мы пришли в Шиндант, меня опять вызвали на разбор, уже в штаб дивизии. Куча генералов, полковников. Но там встал один полковник и доложил реальную картину выхода колонны и как обстояло дело с сопровождением. К нему сразу посыпались вопросы почему информация была не верной и ушла в Москву непроверенной. Мне задали несколько вопросов о том, видел ли людей в черном и кто учил воевать. Там же узнал, что против нашей колонны, с их слов, а в последствии и со слов бригадных особистов, узнал, что в бою против нас участвовало до 400 духов, разделенных на три эшелона. Живая дискуссия разгорелась возле автомобиля с зениткой. Из четырех штатных зенитчиков в строю остался только один. Парень живо рассказывал офицерам, как они, вместе с погибшим товарищем, вели огонь, пока не заканчивалась коробка с патронами; как меняли ее под плотным огнем врага. В корпусе авто насчитали множество отверстий от пуль и гранат. Вызывал удивление сам факт, что боец уцелел под вражеским огнем, а машина могла ездить. Зенитчик стал главным "экспертом" в предложениях усовершенствования защиты обслуги пушки. Предлагали разные способы: от приваренных броневых листов - до корпуса списанного БТРа. Все это записывалось в блокнот командира и клятвенно обещалось внедрить в ближайшее время (я позже встречал 27 колонну в Кандагаре и никаких изменений на зенитках не заметил). После обхода техники всех уцелевших бойцов собрали вблизи залива речки, где мы отдыхали. Пришел генерал. Он обещал позаботиться о погибших и их семьях, хвалил собравшихся за мужество и клялся сурово наказать виновников трагедии. Вчерашний расстрел он объяснял недоразумением, трагической ошибкой штабов. Но генерал не смог "убедить" нас в "неизбежности" вчерашние жертв. Пораженные этим заявлением водители гудели, словно улей. Высказывались, у кого что накипело, не стесняясь в выражениях, потому что чувствовали, что вчерашний день все спишет. Люди должны были выговориться, поделиться своими мыслями и предложениями об организации проводки колонн через опасные участки дороги, трагедия 27 колонны не должна повториться. Водители требовали конкретных мер, потому что в их души закрался страх перед новыми поездками, который нельзя искоренить одними обещаниями."

           27 колонна во второй раз за этот год попадала под обстрел. Первый раз, в марте, на "Черной площади", погибли двое их товарищей, но тот случай нельзя сравнить со вчерашней бойней.

     Вечером для нашей группы в местном кинотеатре демонстрировали фильм, но желающих смотреть оказалось не много. Побродив расположением батальона, вернулись к своим машинам. Из близких товарищей по призову, остался один Раиф. Мы договорились держаться вместе. Перед сном он рассказал свою историю...

   Из рассказа Раифа

"Когда автомобиль въехал в зону обстрела, я был на полу и не видел позиций "духов". Внезапно кабину потряс взрыв. Граната попала в водителя. Взрывной волной меня выбросило на обочину дороги в колючки, а неуправляемый "КАМАЗ" помчал полем. Так я очутился "под носом" у "духов" без оружия и почти без шансов выбраться. Я видел фигуры душманов, слышал их переговоры и не осмеливался пошевелиться, чтобы не попасть на глаза кому-то из них. Была опасность попасть под колеса наших машин, что неслись, не разбирая дороги. Поняв, что оставаться дальше на виду у врагов слишком опасно и опомнившись от контузии, пополз в направления стоящих невдалеке машин. Душманы меня заметили. Но удача в этот день была на моей стороне, и я успевал переползти на другое место, прежде чем туда, где я до этого находился, попадали пули. Страх добавлял сил и изобретательности, ну, и, конечно, везло.

Назавтра планировался выезд в Шинданд. Командование обещало "зеленую улицу" на всем отрезке дороги."

    Изучаем географию.

           Позади, остался уютный городок Гиришк, за окнами "шаланды" повсюду, куда не глянь, виднелась безжизненная пустыня. Опустевшее среднее сидение в кабине не давало забыть недавние события. Не вымытые следы крови на потолке и устойчивый специфический запах мысленно возвращали меня в зеленку Яхчаля. На душе гирей висел груз пережитого. Скорость и прохладный ветерок, что в наших условиях считалось "ништяком", не добавляли оптимизма. И даже мысль, о предстоящем свидании с "Союзом", уже не радовала.

           То тут, то там, по дороге, мы проезжали небольшие "точки шурави", видели немногочисленные посты прикрытия и, в отдельных, наиболее опасных местах, развернутые заслоны подразделений сопровождения. Ребята нас узнавали, пытались "провести" как можно надежнее. Афганских городков попадалось не много: эта часть страны редко заселена.

     Едва лишь въехали в горы, как страх обстрела обрел реальные черты. Сопровождение здесь выставлялось не так, как в Кандагарской долине - сплошной полосой вдоль всей "зеленки", а лишь кое-где стояли отдельные группы "броников" и танки. Вокруг них, на полный рост ничего не боясь, прогуливались бойцы. Артиллерийские установки и крупнокалиберные пулеметы утюжили склоны гор. Перед такими местами колону останавливали. Предварительно простреливались подозрительные участки и потом уже давали добро на движение вперед. Удовольствие ехать в больших открытых окнах КАМАЗа улетучилось, я всей душой желал бы смотреть на окружающую красоту через бойницы БТРа.

            Первую длительную остановку в горах сделали на заставе с названием "Памятник".

           Вблизи "точки" стоял знак погибшим советским геологам, которые работали здесь во время строительства дороги в далекие шестидесятые годы. Геологи - мужчина и женщина, погибли в селевом потоке. Они нашли покой в чужой, но, тогда, не враждебной земле. Их памятник стал первым в череде многочисленных обелисков "шурави", что сейчас, чуть ли не ежедневно, появлялись вдоль этой дороги.

     Заставу бойцы автоколонн знали не только за удобное положение и безопасный отдых, но и за замечательный бассейн с холодной речной водой. Поэтому редко кто отказывал себе в удовольствии остановиться и расслабиться на пару часов.

            27 колонну в расположении автобата ожидали с нетерпением. На большой площадке перед казармами собрались ребята из одноименной роты, те, кто не попал в данную поездку, и бойцы других автоколонн. Солдаты всматривались в номера машин, ища авто друзей. Не всех порадовал наш приезд.

            Нашу группу разместили в казармах одной из рот автобата на свободных койках. Все здесь напоминало "настоящую" армию: и свет в казарме, и цветной телевизор, и, важнее всего - служба выглядела такой же "уставной". Это, конечно, не понравилось. Но нас, к счастью, их жизнь и служба не касалась - мы были гостями.

  После сытого ужина смотрели в клубе фильм. Замечательный отдых от будничности службы.

   Страницы дневника. 22 июля. День пятый

         Шинданд. Вот уже третий день мы здесь, а выехать дальше не можем. Дни тянуться однообразно и утомительно. Занятие: сон или игра в шахматы с Раифом и телевизор. Нам разрешают его смотреть постоянно. За стенками казармы неистовствует "афганец", а здесь относительно уютно. Задержка начинает надоедать и нервировать.

        В "ленинской комнате" роты мое внимание привлек плакат, где "расписывались" награды водителям за количество сделанных рейсов. Если водитель выполнял 60 рейсов, его должны были наградить медалью "За боевые заслуги", если 80 - "За Отвагу", 100 - Орден "Красной Звезды". Я, на мгновение, представил себе 100 рейсов в Кандагар и обратно, и пришел к выводу, что редко кто из водителей мог заслужить орден.

           Утром 24 июля погрузившись в авто все той же 27 колонны, мы продолжили путешествие дальше на север. Чем ближе подъезжали к границе, тем заметнее стало, насколько спокойнее чувствуют себя "шурави" в северных провинциях страны. И хотя погибнуть можно было где угодно, интуитивно чувствовал себя безопаснее. Полотно дороги везде целое, таких повреждений как "у нас" нигде не наблюдалось. Жизнь на заставах, что встречались на пути, выглядела спокойной и размеренной. Сопровождение колонн выглядело "детской забавой": на обочине охраняли безопасность движения одиночные БТРы или танки со скучающими от безделья экипажами.

            При подъезде к Герату, снова попали "в окружение" наших частей. Аэропорт и расположенный возле него советский мотострелковый полк образовывали достаточно большой военный городок. За мостом через реку начинался, собственно, город. Здесь наших войск не наблюдалось, зато афганские танковые посты встречались повсеместно. В одном месте, рядом с танками Т-55, на боевой позиции находилась и самоходка времен второй мировой войны - СУ-76, которую видел когда-то в кино. А среди БТРов преобладали машины производства "пятидесятых" годов (немецкие броневики последних лет войны). Весь советский старый хлам: от автоматов до танков, использовался в этой войне.

         Встречались и некоторые промышленные объекты, а континов, в отличие от Кандагара, попадалось мало. Центр города проехали незаметно. Но улицы Герата выглядели на удивление многолюдными и переполненными жизнью. В отличие от Кандагара в городе гораздо меньше быстрых такси-рикш и других транспортных средств. Когда колонна проследовала мимо последних домов окраин города, и мы выехали на противоположный бок склона, взору открылась вся панорама долины: вдали виднелись какие-то громадные башни, похожие на заводские трубы, а в центральной части живописно возвышалась старинная крепость. Ее высокие стены гармонично вписывались в окружающий пейзаж и служили геометрическим центром, вокруг которого формировались улицы города.

         Афганское местечко Туругунди и туркменское - Кушку разделяет не широкая мелководная река Мургаб. Самого города с афганской стороны не видно, зато на холме, напротив моста, который соединял берега, красовался большой красный куб с надписью - "СССР" и гербом страны. А еще выше и правее над ним стоял почерневший каменный крест. Из территории "Союза" на другой берег тянулась короткая железнодорожная ветка, возле которой виднелись горы сложенных боеприпасов, всевозможных ящиков и разнообразные армейские склады.

        Город Туругунди состоял из двух абсолютно разных частей: советской и афганской. Афганская часть - унылые и однообразные глинобитные кварталы, состоящие из континов и немногих обитаемых домов, протянулись вдоль одной центральной улицы. Зато "шурави" чувствовали себя полноправными хозяевами и настроили здесь огромное количество складов с имуществом и боеприпасами, казарм, разных авто стоянок и прочих площадок для техники. Исключительной особенностью города стало его географическое положение: со стороны Афгана в него вел только один путь, проходивший через своеобразные "ворота"; с севера городок ограничивала река, а с юга и запада оно отделялось от остальной территории высоким холмом, сверху на котором расположились несколько наших постов. Естественное укрепление надежно защищало "шурави" от непрошеных гостей.

              Мы попрощались с водителями колонны, достаточно оперативно сдали личное оружие на хранение в одну из воинских частей, и, переодевшись в новую форму, поехали к границе...